Я знала, это сразу было понятно, что эпидемия — это плохо и надолго и, если не будет работы, — сдохнешь от всяких мыслей и тревоги. Поэтому взяла самую грязную работу, на которую желающих было мало.
Еще одна битва которую мы выиграли — это грантовая программа, зависшая из-за нехватки времени и плохо настроенной системы. Пришлось партизанскими вылазками забрать с работы компьютер, сканер и принтер домой, чтобы методично добиваться цели. Мы (издательство) в итоге получили деньги уже в июле, но без этого этапа настройки и ежедневной долбежки системы — вряд ли смогли бы.
Еще приятным пряником было участие в фильмо-марафоне для художников от Виктории Семыкиной, где я с особым удовольствием рисовала кадры из фильмов Феллини и Хичкока, Орсона Уэллса и Уэса Андерсона. Мой Кафка даже попал к Виктории в «карусель» — видимо борьба с системой отразилась на просмотре «Процесса».
Что было тяжело — мы рассорились с дочкой так, что не разговаривали месяц, хоть и жили рядом. Почему-то я стала для нее самой плохой, потому что не пускала к подружкам в Москву. Но потом наладилось.
Жили то в Москве, то в поселке у бабушки, недалеко от Серпухова. Гуляли вдоль чужих дач, собирали букеты, даже два раза удалось поплавать в озере. А так все время шел дождь. Хотя первого апреля был снегопад и мы с папой ходили на лыжах. Вообще спрятались удачно, первый раз я видела весну так близко — птицы пели особенно громко, цветов было особенно много. Я бродила по округе и рисовала чужие домики и людей во дворе. Каждый день люди в комбинезонах обрабатывали детскую площадку и скамейки. Люди, чтобы выйти из дому лишний раз, начали выгуливать не только собак, но и котов.
Дни рождения мамы, 9 мая — все это перенеслось и размазалось, но не отметилось. Еще мне нужно было вести занятия в ГИТИСе на курсе костюма — придумала курс по «Метаморфозам» Овидия: делали упражнения по компьютерной графике, портретам надевали маски, открывали глаза статуям и прочие превращения. И читали мифы Овидия, конечно. Все это спасло.
